облако тэгов
Ольга Балла:
Я бы сказала, что роман Дмитрия Данилова (умудряющийся быть одновременно кинематографичным — почти сценарий или даже совсем он; описания скудны до аскетичности — сказано ровно столько, сколько нужно, чтобы выстроить съёмку, которая уже практически пошагово расписана — и при этом очень точны, — и психологичным) — если и фантастика, то в минимальной степени (это сильнее всего и действует). Скорее, это увеличительное, усиливающее стекло, поднесённое к реальности, в силу чего некоторые её (правда, решающие) черты делаются более резкими. Да и фантастическое допущение у Данилова, в сущности, не столь уж велико. Самое фантастичное тут, кажется, — даже не пулемёт, который в непредсказуемый день незаметно расстреливает осуждённого (и уж подавно не то, за что в этой версии реальности положена смертная казнь, — мало ли за что могут погубить и в нашей с вами), а без малейших сбоев работающий государственный механизм да редкостный комфорт, созданный для смертников в Комбинате «в порядке национального проекта гуманизации правоохранительной системы». Забота, так сказать, о клиентах.
Роман может быть прочитан как памфлет, социальная сатира на бездушную бюрократическую машину, убивающую, не задумываясь о том, что она делает, ничего личного — «Кто на смертную? Вы? Заходите. <…> Давайте, что там у вас» (была бы сатира, если бы было смешно. Но не смешно совсем, скорее горько), как социальная же притча, как антиутопия. Но это был бы только наиболее поверхностный уровень его прочтения (хотя этот момент тут тоже есть). Притча — может быть, только не (совсем) социальная, — глубже. (В качестве ближайших аналогов даниловского текста первым идёт на ум Кафка, — в основном из-за сочетания невозмутимо-ровной интонации и невместимости происходящего в человеческое восприятие. Но эта аналогия хромает: Кафка не психологичен, он работает с архетипами. Данилов — во-первых, тончайший психолог, во-вторых, показанная им реальность — наша, родимая точна фотографически, со всеми предметными, речевыми, антропологическими подробностями.
Итак, притча — об уделе человеческом как таковом, о реальности как таковой, которой нет до человека с его единственностью никакого дела, и о поведении перед лицом неотменимого. Неотменимое — и совершенно бесчеловечное — может быть воплощено, например, в законах государства (так напоминающего хорошо знакомое нам, что почти-почти узнаваемого. Чуть-чуть альтернативная история). В них оно тут для наглядности и воплощено, но это, в сущности, опционально (а ситуация — универсальна). Тут шире: о том, что и как человек делает, когда не может сделать ничего, даже если очень хочет изменить происходящее, даже если совершенно уверен. что всё должно быть иначе.
Открывает ли этот роман новые горизонты? — Скорее, позволяет отчётливее обыкновенного рассмотреть старые, как мир. Но это один из самых сильных текстов, представленных на конкурс (в моих глазах сильнейший его конкурент — роман Замировской, который действительно фантастичен и новые горизонты в самом деле открывает, — право, пока не могу решить, кому из них отдать предпочтение).
Андрей Василевский:
Трудно мне здесь говорить о романе, журнальный вариант которого как раз и был опубликован в редактируемом мной издании. В «Новом мире» печатались все крупные прозаические произведения Данилова, все пьесы, некоторые стихи. Сейчас Данилов — автор востребованный, дважды экранизированный, даже заласканный. Поэтому скажу так: если он вдруг станет лауреатом в этом сезоне «Новых горизонтов», то 1) нужно ли это Данилову? 2) нужно ли это премии? Не знаю.
Плох тот постмодернист, который не мечтает стать Кафкой. Или Набоковым. А лучше и тем, и другим вместе. «Взболтать и смешать». Иное дело, что результаты подобно «взбалтывания» оказываются обычно весьма спорными.
Вот и Д. Данилов решил смешать и объединить в одной книге «Процесс» и «Приглашение на казнь». Да еще и под видом «киносценария для чтения» (потому что вряд ли даже самый ярый сторонник «арт-хауса» среди продюсеров даст деньги на столь плохо подходящий для воплощения на экране текст). Но в итоговом воплощении мы в очередной раз столкнулись с бесконечным «повторением пройденного» – опять перед нами некая параллельная реальность (действие книги развивается в «Российской республике»); опять перед нами абсурдные законы и бездушная бюрократия; опять мы видим бессилие одного человека перед давлением безличной государственной массы. И хотя заканчивается текст Д. Данилова более двусмысленно, чем однозначный финал «Процесса», вторичность его по отношению к кафкианским идеям и подходам все равно видна. Стоило ли автору тратить время и силы на создание очередной «вариации на тему» – сомневаюсь.
И, кстати, Саша – это не мужик. Это – пулемет.
Ирина Епифанова:
Антиутопия-лайт от автора пьесы «Человек из Подольска».
Приставка «лайт» тут не чтобы пожурить за легковесность, а скорее чтобы подчеркнуть очень незначительное отличие описанного мира от нашего.
В мире романа вводят смертную казнь за преступления в сфере экономики и нравственности, притом что за убийства и грабежи — нет. Главный герой книги, филолог и преподаватель Сергей, как раз и оказывается осуждён за преступление против нравственности — связь со студенткой, не достигшей 21 года, обоюдно добровольную.
Работа судебной и пенитенциарной системы изображена предельно буднично и механистично. Подсудимый приходит в суд, напоминающий МФЦ, берёт талончик, ему зачитывают приговор и выдают направление в так называемый Комбинат, где осуществляется казнь. Это что-то вроде пансионата, где человек живёт на полном государственном обеспечении и в относительном комфорте до тех пор, пока его не расстреляют. А случиться это может и через пару дней, и через много лет. В коридоре, ведущем на ежедневную прогулку, висит автоматический пулемёт, который охранники называют Сашей, и однажды он должен сработать.
И Сергей постепенно проходит все эти классические стадии, отрицание-гнев-торг. Из-за минимальности фантдопущения и всё усугубляющейся абсурдизации действительности шкуру героя очень легко примерить на себя, оттого ему отчаянно сопереживаешь.
Авторский почерк тут, в целом, тот же, что и в «Человеке из Подольска»: нарочито простой язык, лаконичный сюжет, небольшой объём текста. То же ощущение нарастающего гротеска, та же горькая сатира. Но если в «Человеке» автор оказался заложником своего стиля: задумка хороша, а дальше эксплуатируется один и тот же приём, который в какой-то момент уже надоедает и попытки нагнетания абсурда вызывают только скуку, то здесь он вполне выдержал накал до самого финала.
Вадим Нестеров:
Главного героя этой книжки зовут Сережей, а Саша – это пулемет, который однажды застрелит Сережу.
Но это не точно.
Что же собой представляет «книга года» (официальный титул, между прочим, в сентябре 2022-го роман «Саша, привет!» получил премию «Книга года»)?
Близкое будущее. В стране под названием Российская республика введен режим Общей Гуманизации, в рамках которого возвращена смертная казнь. Но, во-первых, высшую меру дают только за преступления в сфере морали и экономические преступления (за убийства или изнасилование, например – нет), а во-вторых, режим смертной казни очень гуманный. Осужденные живут на полном пансионе, как в трехзвездочном отеле — с интернетом, соцсетями и дистанционным преподаванием в «Зуме».
Единственное отличие – на прогулку они выходят через Красный коридор, где под потолком висит Саша – выкрашенный в белый цвет пулемет, которым управляет генератор случайных числе. Однажды он выстрелит Сереже в спину и разнесет его на клочки за долю секунды – никто и почувствовать ничего не успеет, очень гуманно. Никто не знает – когда. Может, завтра, а может – через тридцать лет.
«Вышку» Сережа, в миру – старший преподаватель университета, получил за то, что по согласию переспал с 20-летней студенткой, хотя возраст совершеннолетия повысили до 21 года.
В общем, сбылась вековечная мечта оппозиционной гуманитарной интеллигенции — ее все-таки выведут расстрелять в кальсонах за баню, причем за реально совершаемое преступление.
Если вы ждете что-нибудь серьезное в стиле «Приглашения на казнь», «Процесса» или «Заводного апельсина» — вытрите мытую шею. Книга написана вот таким примерно языком:
«Серёжа подходит к подъезду, прикладывает к круглой штучке на железной двери круглую штучку на связке своих ключей, раздаётся писк, Серёжа открывает дверь, входит в подъезд, здравствуйте, Наталья Семёновна, Наталья Семёновна величественно кивает, Серёжа идёт к лифту, вызывает лифт, ждёт, лифт подъезжает, Серёжа входит в лифт, нажимает кнопку своего этажа, лифт начинает движение.
Лифт движется долго, долго, очень долго.
Лифт движется, движется.
Лифт всё движется, Серёжа неподвижно находится в лифте.
Лифт приезжает на нужный Серёже этаж.
Серёжа покидает лифт, возится с ключами, открывает дверь.
Серёжа входит в квартиру».
При этом автор вовсе не прост, и пресловутой «повесточкой» и «Рашкой-говняшкой» достоинства книги отнюдь не исчерпываются.
Современную творческую интеллигенцию он любит ничуть не больше, чем современную государственную машину, а современным кунг-фу – словесным глумлением — владеет мастерски.
Очень похоже, что Данилов сам немало поржал над теми критиками, что приняли его обличительный пафос за чистую монету. Потому как фейсбучную московскую интеллигенцию он тоже троллит совершенно невозбранно, пользуясь тем, что у тех в последнее время с юмором – полный ахтунг. Троллит, надо сказать, по всем позициям – от сетевых дискуссий до литературных премий.
Проблема, в общем-то, только одна: глум, как и любое гольное отрицание, бесплоден. На пост в Фейсбуке его хватает, на книжку – нет.
И в ноль слитый финал – о чем автор сообщил первым – лучшее тому доказательство.
Екатерина Писарева:
Антиутопия «Саша, привет!» – это, бесспорно, книга 2022 года. Ее уже признали лучшим романом этого сезона премии «Книга года» и «Ясная Поляна», она же вошла в шорт-лист «Большой книги» и – заслуженно! – «Новых горизонтов».
Начнем с того, что это очень своевременная книга, которая не могла появиться в других реалиях. Философский «Процесс» Кафки писался во время Первой мировой войны, «Саша, привет!» Данилова – стал предвестником всего того, что мы наблюдаем весь этот год. Всё в этом романе знакомо и привычно: и безумие правосудия, и абсурд происходящего, и безвыходность ситуации, и жуткие последствия общественной гуманизации.
По сюжету главный герой Сергей оказывается осужденным за аморальное преступление, карающееся смертной казнью. И это вовсе не убийство, не хищения в особо крупных размерах, не борьба с действующей властью и не подрыв государственного строя – герой-преподаватель попросту переспал со своей студенткой. И нет, дело тут не в харассменте, не во властной иерархии и не в девиантных отклонениях, а в том, что в альтернативном мире Данилова запрещен любой сексуальный контакт с лицами, не достигшими 21 года.
Красавице-студентке, к ужасу героя, оказывается всего 20, и власти наказывают его по всей строгости закона. Все доведено до автоматизма – и рассмотрение дела, и судебный вердикт, и исполнение наказания. Что интересно, никто не будет гоняться за героем, да и у него нет даже мысли о том, что можно ослушаться – он покорно идет на свою Голгофу. И окружающие вроде как понимают абсурд ситуации, и сочувствуют герою, но в то же время принимают правила игры. И если в «Бесчестии» Кутзее от героя отказывается вся общественность, то здесь многие воспринимают нарушителя как беднягу, которому не повезло. Ни о каком реальном сострадании речи не идет – единственное, что волнует людей – как будет происходить казнь и когда он умрет.
Смертная казнь в мире Данилова – тот еще перформанс. Начнем с того, что после оглашения вердикта Сергей переезжает в Комбинат – заведение для смертников. Каждый день он должен будет выходить на прогулку в сопровождении конвоира по специальной дорожке – прямо напротив нее расположено дуло автомата. Никто не знает, когда смертный приговор будет приведен в действие – героя могут расстрелять сразу же или не расстрелять до глубокой старости. В томительном ожидании казни будут проходить будни героя, общающегося с работниками Комбината и духовными представителями разных конфессий.
Фирменный стиль автора не спутать ни с кем, драматургическое начало прослеживается во всех прозаических текстах Данилова. Диалоги в романе написаны живо и кинематографично – о том, что из текста с легкостью можно сделать киносценарий автор пишет прямо, без экивоков. Да и вообще намекает на то, что все мы живем в своем абсурдном фильме. Думаю, если в этом сезоне «Новых горизонтов» потребуется назвать претендента на победу в кинопитчинге, все члены жюри единогласно проголосуют за Данилова. Впрочем, увидим.